Посвящается Герою Российской Федерации сотруднику управления "В" Центра специального назначения ФСБ России лейтенанту ТУРКИНУ Андрею Алексеевичу.

3 сентября 2004 года. Беслан, Республика Северная Осетия-Алания. Школа № 1, захваченная террористами. За её стенами — более тысячи заложников, большинство из которых дети. Лейтенант Туркин идёт во главе штурмовой группы. Впереди спортзал. Неудачно ухватившись за подоконник, лейтенант срывается и падает. Из-за этой задержки на входе он вместо первого номера по боевому расчёту врывается в помещение третьим. А там, внутри, уже сущий ад: насмерть перепуганные дети и женщины, палящие во все стороны бандиты, трупы под ногами… Насмерть перепуганные люди оттеснили его от основной группы, когда из-за угла из клубов пыли и дыма выскочил террорист. Дав длинную очередь из автомата, тот тенью метнулся назад. Андрей и его сослуживец Александр были ранены. В следующее мгновенье террорист, получая свою порцию свинца, все же успел бросить ручную осколочную гранату. Что делать!? На занятиях по тактике в здании в случае броска гранаты противником следовало быстро оттягиваться назад — за укрытие. Здесь не учебное здание, ситуация иная и гораздо сложнее — кругом заложники и  его боевые товарищи!!! Моментально приняв решение, Андрей прыгнул на пол, накрыв гранату собой. Что-то ярко-красное и горячее пыхнуло жаром по лицам испуганных людей, громом ударило по ушам, осыпав окружающих веером утративших силу осколков… Страшный взрыв эхом пронёсся по стенам и  коридорам школы, оборвав жизнь спецназовца.

С 1997 года — с первых дней службы в управлении "В" Центра специального назначения (ЦСН) ФСБ России Андрей Туркин производил впечатление человека целеустремлённого, ищущего, стремящегося к новым служебным высотам, надёжного боевого товарища, весёлого и жизнерадостного парня. Недаром бывшего пограничника приметил сотрудник отдела кадров ЦСН ФСБ России подполковник Ващенко Юрий Петрович. Ему понравился оптимистичный, деловой кандидат со станицы Динской, что на Кубани. Позже Туркин оправдал оказанное ему доверие своей службой. Служить он попал во 2-й оперативно-боевой отдел под командование начальника отдела — опытного авторитетного боевого офицера"афганца", кавалера многих боевых орденов и медалей полковника Дроздова Михаила Геннадьевича и его заместителя полковника Шаврина Сергея Ивановича, Героя России.

Молодые сотрудники с первых дней службы в боевом отделе воспитывались в духе преданности Родине, спецназу органов безопасности и служебному долгу на реальных боевых подвигах «вымпеловцев». Одним из героев был Сергей Ромашин. …В августе 1996 года горстка сотрудников 2-го отдела управления "В" и чекистов других, не боевых подразделений, под командованием майора Сергея Викторовича Ромашина организовала оборону и приняла бой в здании общежития Управления ФСБ России по Чеченской Республике в Грозном. «Общагу» при поддержке бронетехники штурмовали сотни бандитов из так называемого батальона спецназа «свободной Ичкерии». Защитников расстреливали из танка, бронетранспортёров, стрелкового вооружения и гранатомётов, забрасывали гранатами и бутылками с зажигательной смесью, подожгли строение, взорвав возле его стены бензовоз. Несколько дней продолжался штурм, но чекисты ожесточённо держались, обороняя вверенный им государством объект. Многие защитники были ранены, некоторые убиты, но бандиты не смогли взять этот «крепкий орешек»… В том бою смертью героя погиб славный боец 2-го отдела «Вымпела» майор С. В. Ромашин, звание Героя России присвоено ему посмертно. Традициями отдела всегда было свято чтить память сотрудников, не вернувшихся с боевого задания. Реальные участники боёв за общежитие — сотрудники отдела Михаил «Блудный», Володя «Опель», Андрей «Яша», Толик «Гога», Александр «Седой», Юрий «Флэш», Володя «Фунтик» и Николай «Бэтман» частенько рассказывали молодым бойцам «Вымпела» о тех горячих августовских боях 1996-го, о  прекрасном Человеке и настоящем офицере — Сергее Ромашине, память о котором они сохранят на века…

Андрей успешно прошел все азы спецназовской «науки побеждать»: тактико-специальную, огневую, специально-инженерную, оперативную, физическую, парашютную, легководолазную и горную подготовку. На парашютных прыжках быстро освоил точность приземления, стабильное свободное падение и успел пересесть на планирующий парашют"крыло" всего после 42 учебно-тренировочных прыжков с куда более «простым» парашютом Д-6. Результат блестящий! В числе первых он освоил и некоторые сложные элементы техники промышленного альпинизма. Умело спускался по верёвке с зависшего вертолёта. Изучал и осваивал многочисленные образцы вооружения «Вымпела». За небольшой промежуток времени он стал одним из лучших стрелков отдела, выступал за честь отдела на соревнованиях по стрельбе из пистолета Макарова. Сборная команда 2-го отдела управления "В" с его участием заняла одно из престижных мест на первенстве ЦСН ФСБ России по стрельбе из боевого оружия (пистолета Макарова). Участвовал он и в соревнованиях по другим видам спорта: по плаванию, кроссу, лыжным гонкам. Его душа лежала к мощному групповому оружию, поэтому и назначили его в отделении пулемётчиком. Андрей был физически крепким, жилистым, выносливым разведчиком, поэтому в боевых командировках в  Чечне его часто назначали в головной разведывательный дозор, а ходить с пулемётом в  «головняке» не каждый-то и сможет. В плане повышения квалификации командование отправило Туркина пройти сборы операторов переносных противотанковых комплексов (ПТРК), которые он закончил с успехом, точно поразив на зачётном занятии все назначенные цели «противника». Андрей обладал уникальным даром — он мог разрядить напряжённость в коллективе в  любых условиях, при любых стечениях обстоятельств своими незамысловатыми добрыми поступками, шутками, песнями. «У меня был пёсик — мокрый носик, он страдал от блох…» — эта весёлая песенка в исполнении Туркина никого в отделе не оставляла без улыбки. За кавказскую внешность, смуглую кожу и орлиный нос, наверное, он сам выбрал себе позывной — «Черкес». Андрей всегда приходил на помощь в трудную минуту, всегда выручал делом или советом. Как-то в 2000 году в Чечне под Энгеноем после проведённой специальной операции нас приютили у себя в блиндаже разведчики отдельной разведывательной роты 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Лил сильный дождь, почва превратилась в вязкий грязный пластилин, протекала крыша блиндажа, и сотрудники отдела безнадёжно пытались просушить у печки-буржуйки свои вещи и обувь. Настроение было у всех на «нуле». «Черкес», лёжа на деревянных нарах, вдруг достал губную гармошку и стал наигрывать какую-то весёлую заводную песенку.

Ребята сразу как-то прибодрились, начали сыпать шутками-прибаутками, анекдотами. Он был незаменим для коллектива боевого подразделения. Однажды осенью во время тактико-специальных учений после многокилометрового перехода по заболоченной лесистой местности с отработкой множества учебно-боевых задач: поисков, налётов, засад группа остановилась для базирования, в готовности организовать очередную засаду. Сотрудники после 3 суток учений сильно устали и насквозь промокли от моросящего осеннего дождика и болота под ногами, но Андрей, словно весеннее солнышко, опять смог поднять всем ребятам настроение одной лишь фразой: «Уважаемые, вообще-то у меня сегодня день рождения, а в рюкзаке шматок копчённого сала из родной станицы и бутылка лучшей кубанской самогонки».

Свой служебный кабинет «Черкес» превратил в экспериментальную мастерскую спецназа, где постоянно в личное время совершенствовал свою экипировку и снаряжение, то «разгрузку» и «пятиточечник», то рюкзак для пулемётных лент… Он постоянно был в творческом поиске. То боролся за звуковую маскировку при передвижении с пулемётом ПКМ, придумывал специальные чехлы на пулемётные короба, закрепляя их парашютными резинками. На его рабочем столе были кипы военных журналов, которые он с интересом читал, выбирая для себя что-то необходимое и претворяя понравившиеся идеи в жизнь.

Весна 2000 года. Веденский район Чеченской Республики. К этому времени прапорщик Андрей Туркин за мужество и отвагу, проявленные в боевой командировке на Северном Кавказе, был награждён медалью Суворова. После передислокации на новое место базирования личный состав оперативно-боевой группы отдела управления "В" ЦСН смог немного передохнуть, расположился в палатке. По телеку шел «КВН». Кто-то чистил оружие, кто-то разбирал рюкзак, кто-то готовился к  очередной боевой задаче. Спустя несколько минут послышалась дробь стрельбы «зушки» (23-мм спаренной зенитной установки ЗУ-23- 2), а затем гул низколетящего вертолёта. Мы не придали этому поначалу особого внимания. Но позже в эфире по громкой связи услышали передачу с позывным оперативно-боевой группы о том, что их вертолёт с группой упал и им необходима срочная эвакуация. Сообщались точные координаты места аварии. Старший нашей группы, боевой офицер-орденоносец Володя «Глухой», посмотрев и отбросив кодированную топографическую карту в сторону, громко скомандовал:

— Всей группе, команда «Сбор»! С оружием, разгрузками — на выход! Поможем братишкам из первого отдела! Женя «Киргиз», возьми медицинскую сумку! Быстрее, быстрее, пока не стемнело! Быстро экипировавшись, похватав оружие и зарядившись на ходу, группа бегом устремилась за командиром. Все опасались, что «вертушка» упала в «зелёнку», что затруднило бы её поиск и эвакуацию раненых, да и вечерело — могли подойти бандиты за лёгкой добычей.

Упавший Ми-8 лежал на боку рядом с нашей вчерашней базой. У вертолёта была оторвана одна створка рампы, поломаны лопасти, кругом валялись мелкие обломки лопастей и различное содержимое грузовой кабины. Кое-кто из бойцов уже самостоятельно выбрался из вертолёта и помогал товарищам. Слышались стоны раненых и… ругательства. «Черкес» одним из первых подбежал к «вертушке» и стал сразу же переносить раненых на безопасное удаление, где им оказывалась первая медицинская помощь. Многие ребята получили переломы, сотрясения головного мозга, и им срочно требовалась наша помощь. Квалифицированную помощь раненым сотрудникам и  членам экипажа оказывал опытнейший врач, начальник медицинского отдела ЦСН ФСБ России полковник Николай Михайлович К., летевший этим же бортом. Как позже выяснилось, сам врач имел несколько серьёзнейших травм, переломов и сильнейшее сотрясение, но про себя даже не вспоминал. Продолжал оказывать медицинскую помощь ребятам.

Вспомнили только тогда, когда сам Николай Михайлович потерял сознание. По сути дела этот скромный офицер, Врач-профессионал с большой буквы совершил настоящий подвиг! Наконец все сотрудники эвакуированы с борта «восьмёрки», в опасной зоне остался вертолётчик, которому при падении зажало кабиной ноги. «Черкес» быстро вырубил поблизости несколько крепких стволов деревьев и притащил к борту. Этими шестами сотрудники и прибывшие на помощь коллеги — бойцы внутренних войск пытались расшатать и отклонить вертушку, чтобы извлечь пилота. Тот истошно кричал от боли и матерился, не помогали даже вколотые 2 шприц-тюбика обезбо- ливающего промедола. Опять помогли соседи из 66-го полка внутренних войск: подогнали БМП и, зацепив вертолёт тросом, аккуратно сдёрнули его, освободив вертолётчика.

За мужество и инициативные действия при спасении экипажа и десанта вертолёта, терпящих бедствие, прапорщик А. А. Туркин в  2000 году был награждён медалью «За спасение погибавших».

1 ноября 2001 года. Веденский район Чеченской Республики. Оперативно-боевой группе 2-го отдела управления "В" ЦСН ФСБ России была поставлена задача по проведению разведывательно-поисковых действий в назначенном районе. Группа под руководством опытного спецназовца-орденоносца «Лысого» скрытно выдвинулась в район разведки и приступила к выполнению поставленной задачи. Внимательно осматривая местность, бойцы «Вымпела» продвигались вперёд, стараясь обнаружить малейшие демаскирующие признаки замаскированных баз, лагерей и  схронов незаконных вооружённых бандформирований. Район тщательно пройден и разведан, но ничего подозрительного не обнаружено. До пункта сбора (пересечения просёлочной дороги и ручья) оставалось метров 200, совсем ничего — рукой подать. Казалось бы, всё — отработали, пора на базу, на которой сегодня ожидалось праздничное застолье в  честь дня рождения сотрудника группы майора П. Вдруг в центре развёрнутого боевого поискового порядка группы раздался сухой гулкий взрыв. Тёмный дым поднялся столбом, высоко подбросив снайпера группы Андрея «Большого». Командир группы запросил эвакуацию и  скомандовал группе:

— Всем стоять, мины! Перед каждым шагом внимательно осматривать листву под ногами, делаем проход к Андрею! Группа зашла на минное поле, которого не было на карте минных полей. Здесь всё было усеяно коричневыми минами-"лепестками" (противопехотная фугасная мина ПФМ-1), которые идеально сливались с опавшей пожухлой листвой. Каждый шаг грозил смертельной опасностью или увечьем, такие коварные эти незаметные мины, которые бандиты научились переставлять…

«Черкес», проложив сапёрной лопаткой тропу безопасности, разгребая листву, одним из первых добрался до раненого снайпера. Мина оторвала «Большому» несколько пальцев ноги с носком горного ботинка, посекла осколками и вывела из строя специальную снайперскую винтовку ВСС «Винторез».

«Черкес» стал осторожно вытаскивать раненого Андрея с минного поля, а затем до самой площадки эвакуации тащил боевого друга на носилках, помогая и сменяя других «вымпеловцев». На борту вертолёта эвакуации прилетели сотрудники управления "А" ЦСН ФСБ России из отдела полковника Т. Этот офицер смог организовать незамедлительную эвакуацию раненого в столицу, и нога снайпера была спасена от ампутации…

В эту же командировку «Черкес» с другими сотрудниками пришёл на выручку соседям-десантникам: помогал эвакуировать из глубокого ущелья Веденского района раненого разведчика 45-го отдельного разведывательного полка ВДВ, подорвавшегося на «хаттабке» - самодельном взрывном устройстве нажимного действия, изготовляемом бандитами из осколочного выстрела гранатомета ВОГ-17.

Позже было ещё много других опасных командировок на Северный Кавказ, которые «Черкес» достойно прошёл. В феврале 2002  года Андрей был награждён очередной наградой — медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени с изображением мечей. Участвовал в операции по освобождению заложников в Театральном комплексе на Дубровке, где собственноручно вынес на своих плечах десятки живых, но потерявших сознание заложников. Но спасатели появились тогда слишком поздно… Весной 2004 года Андрей опять выручил своих боевых друзей в  критический момент операции, прикрыв огнём «спину» своей оперативно-боевой группы. За этот подвиг он был представлен к награждению орденом Мужества, но получить его уже не успел…

Александр Перов. Пух

Этого немолодого уже полковника в парадной десантной форме я приметил сразу. Он стоял вместе со всеми на кладбище, но такая печать отрешенности лежала на нем, что, казалось, его с нами нет, он находится где-то далеко. Я видел, как хотелось ему заплакать, как кусал он губы, пытаясь держаться. И только потом, уже на поминках, когда говорил он тост, голос старого полковника задрожал, и перехватило от боли горло. Не знаю, может ли быть для отца горя страшнее, чем увидеть смерть собственного сына? Пусть даже сын твой и стал Героем России...
В “Альфе” Сашу Перова звали Пухом. Пух — не из-за легкости веса, а производное от фамилии: Перов, перо, пух. (Какая уж там легкость — под два метра ростом, на всех чемпионатах неизменно брал первые места.) Спецназовцем Перов стал случайно (хотя может ли судьба быть случайной?). Вообще-то собирался он быть военным — как отец, как старший брат. По их примеру окончил Московское высшее командное училище — кузницу кремлевских кадров. Вся дальнейшая жизнь была уже расписана на много лет вперед, но с панталыку сбил ближайший друг — тоже бывший “верховник”. Друг попал в “Альфу”, и его восторженные рассказы о группе больно тронули перовское честолюбие. Они и раньше постоянно соперничали друг с другом — кто быстрее пробежит, кто лучше отстреляется. А тут получалось, что он, Перов, будет маршировать по плацу, а тем временем извечный его соперник поедет на войну. Этого допустить молодой лейтенант не мог. Так честолюбие привело его в спецназ. Но на этом ограничиться Перов не смог. Ему надо было стать обязательно лучшим.
Только пришел — сразу же выиграл чемпионат ФСБ по лыжам. Едва занялся спортивным ориентированием — опять оказался первым. И в служебном двоеборье — первым, и в стрельбе.
У него был своеобразный талант. Если чего-то очень хотелось, это что-то обязательно получалось, хотя за внешней легкостью неизменно скрывался тяжелейший, изнурительный труд, выматывающие тренировки. Но этого Перов не показывал. Как и для всякого истинного офицера, внешняя атрибутика стояла у него на первом месте. Даже в командировках умудрялся выглядеть так, будто идет на парад. Форма всегда наглажена, все блестит и сверкает. Грязи и расхлябанности не переносил органически. А еще он был очень хорошим командиром. Берег людей. Готов был вцепиться в глотку за каждого своего бойца. В группе знали: если Пух назначается старшим — значит, все будет нормально. Спецназ — это единый организм. Здесь не место героям-одиночкам. Сила спецназа — в его сплоченности, когда ты знаешь, что обязательно тебя прикроют, не бросят, поддержат. Если ты спишь под одним одеялом, ешь консервы из одной плошки — ты уже не можешь существовать сам по себе. Ты — часть одной большой семьи. Потому, может, о погибших здесь не принято говорить в прошедшем времени... В сентябре Перов собирался поступать в Академию ФСБ. Командировка в Беслан должна была у него быть одной из крайних (в спецназе, как и в авиации, нет слова “последний”)...
Из представления к званию Героя России: в ходе штурма майор Перов уничтожил одного террориста, ведшего огонь по заложникам. Лично прикрывал эвакуацию заложников. Упреждая разрыв гранаты, накрыл собой троих заложников. Получив смертельные ранения, продолжал руководить группой... ...Только сейчас его вдова — Жанна, сама дочь офицера, — вернулась домой. До этого ночевала она у Сашиных друзей. Остаться одной, наедине со своим горем, было выше ее сил. И только трехлетний сын их Слава — единственный, любимый, не материн, а именно отцов ребенок, — до сих пор верит, что папа его обязательно вернется. Он ведь и раньше уезжал надолго...

Дмитрий Разумовский. Позывной - Майор.

Открытое письмо начальника заставы Московского погранотряда появилось в октябре 94-го на страницах одной из центральных газет: редакция отдала под него целый “подвал”.
“Пишу вам с болью в сердце, потому что 19 августа погибли мои боевые товарищи. Еще пишу потому, что устал биться головой о стены” — так начиналось письмо.
...Сегодня таджикские события тех лет как-то уже подзабылись, отошли в прошлое, заслоненные новыми катаклизмами и войнами. Но в начале 90-х редкий месяц обходился без тревожных вестей с афганской границы, где русские солдаты вели бой с афганскими наркокартелями. На всю страну прогремел тогда подвиг 12-й заставы. Семь часов кряду, под шквальным артогнем, 45 пограничников держали круговую оборону против 250 боевиков, среди которых был, кстати, и никому не известный еще террорист Хаттаб. Кончались патроны и гранаты. Сгорел единственный БМП. Прямым попаданием была уничтожена казарма. И все равно пограничники не отступали. Они верили, что их не бросят. Но генералы тянули до последнего, и когда подоспела помощь, было уже поздно... Даже сейчас читать это газетное письмо без волнения — невозможно. Каждая строчка, каждый абзац — автором выстраданы, политы кровью и потом.
Он писал о трусости и предательстве. О том, как безмятежно наблюдали за расстрелом 12-й заставы наши танки. Как вступают в сговор с боевиками командиры, а честные, неподкупные офицеры безжалостно изгоняются прочь. Как предают — одну за другой — заставы, обрекая людей на верную гибель. “Кремль запретил мне мстить за погибших друзей, но я не выполняю этот приказ. Мы готовы и в будущем служить вам пушечным мясом, вот только не знаем, ради каких интересов, ради чего гибнут наши друзья?” На этот вопрос — как и на все остальные, впрочем, — капитану Разумовскому никто, конечно, не ответил. Нет ответа на него и сегодня, потому что и по прошествии десяти лет русские солдаты и офицеры, принесенные в жертву политике, продолжают гибнуть в бесславных войнах. А сразу после публикации Дмитрий Разумовский был уволен. Через десять лет — в сентябре 2004-го — он станет Героем России...

* * *

Он мечтал быть пограничником с самого детства, с тех пор как посмотрел сериал “Государственная граница”.
Семья Разумовских была самая обычная. Провинциальный Ульяновск. Отец — инженер-строитель. Мама — преподаватель музыки. Ничего героического. А он — грезил о подвигах, о романтике и погонях и искренне жалел, что войн на его век уже не досталось. В его представлении граница осталась единственным местом, где настоящий мужчина может еще проявить себя. В Московское погранучилище Разумовский поступил со второй попытки. Было это в 86-м. На курсе его любили. Помимо недюжинной физической силы (боксер, чемпион училища) от родителей досталось Разумовскому обостренное чувство справедливости. Если видел неправду или подлость — никогда не мог остаться в стороне. Спорил даже со старшиной. (Качество это останется с ним на всю жизнь — и ой как много шишек и тумаков упадет еще на его голову.) Их выпуск пришелся на самый, наверное, тяжелый год — 90-й. Уже трещал по швам Союз. Уже горели Карабах и Баку, бурлили Вильнюс и Рига. До развала страны оставались считанные дни.
Его распределили на таджикско-афганскую границу — в Пянджский погранотряд. Этот участок никогда не считался курортом. Но то, что начнется здесь вскоре, какая заварится каша, не мог представить тогда ни один провидец...
Начало таджикских событий он встретил заместителем командира заставы. О том, как воевал Разумовский, лучше всего говорят его награды: орден “За личное мужество”, медаль “За отвагу”. Будь поуживчивей, поуступчивей, было бы их наверняка еще больше, ибо от пуль Разумовский не прятался. Он лез в самое пекло, со своей десантно-штурмовой маневренной группой выдержал десятки боев. (Бывало — по нескольку столкновений на дню.) Но судьба точно хранила его для будущих испытаний. За четыре годы войны — ни царапины, одна только контузия, полученная на высоте со звучным названием “Доска почета”... Душманы ненавидели Разумовского с особой яростью. Не в пример другим офицерам, “договориться” с ним не мог никто. (Однажды задержал курьера с чемоданом долларов — и все, до цента, сдал в штаб.) А уж после того как перехватил он 3 тонны героина — взять бы, хватило бы до конца дней, еще и детям осталось бы, — даже объявили награду за капитанскую голову... Весть о гибели 12-й заставы нашла его в душанбинском госпитале. Начальник заставы Михаил Майборода, погибший в первые же минуты боя, был его лучшим другом, и эта смерть точно разорвала время пополам: “до” и “после”. Здесь, в госпитальной палате, Разумовский осознал, что не хочет и не может больше служить. Он и раньше видел, что творится на границе неладное. Заставы не укреплялись. Набранные по контракту таджики отказывались стрелять в своих братьев-мусульман. Вместо того чтобы давать суровый отпор боевикам, российская власть стыдливо отмалчивалась, в лучшем случае — сбрасывала над границей осветительные бомбы. Видел, но заставлял себя не думать об этом, успокаиваясь тем, что честно делает свое дело. Но после гибели12-й заставы Разумовский словно прозрел, очнулся от спячки...
На похоронах Майбороды — в Алма-Ате — Дмитрий познакомился со своей будущей женой. Каким именем называть первенца — даже вопросов не вызывало. Конечно, Михаилом: в честь Майбороды...

* * *

Командование долго не хотело отпускать Разумовского. Несмотря на строптивый нрав, он считался одним из лучших офицеров: смелый, инициативный, вдумчивый. Потому, когда писал в газету, подспудно надеялся: теперь уж точно на границе не оставят. Так и вышло...
Профессионалы такого класса на дороге не валяются. Он мог без труда устроиться в любую охранную фирму, возглавить безопасность в каком-нибудь банке, только без погон себя не представлял. Офицерская служба была для него не работой, а образом жизни.
Знакомые ребята — те, с кем учился, служил на границе, — предложили пойти в группу “Вымпел”: только-только она вернулась тогда в лоно Лубянки. Разумовский согласился сразу, не раздумывая, и никогда потом об этом не жалел.
Только теперь понял он, что мечтал о спецназе всю жизнь. Ему нравилось здесь все: постоянная перемена мест, отточенность действий, необходимость мгновенных решений.
Тот, кто считает спецназ простой машиной для отрубания голов, — жестоко ошибается. За каждой проведенной операцией стоит долгая, кропотливая подготовка, детальная разработка планов, изнуряющие тренировки. Спецназовцу мало быть только сильным, ловким и метким. Он должен уметь думать, предугадывать, чувствовать противника. Этими талантами Разумовский был наделен сполна. За шесть лет службы в “Вымпеле” его группа — а вскоре он стал уже начальником отделения — не понесла ни единой потери, хотя боев выпало на его век немало.
Прошел почти через все операции “Вымпела”. Освобождал заложников в “Норд-Осте”. Захватывал в Новогрозненском Радуева. Громил боевиков в Дагестане. Перекрывал грузинскую границу (в том бою его группа уничтожила 25 бандитов). У станицы Слепцовская 10 часов вел беспрерывный бой с террористами.

За события в Слепцовской Разумовского представили к ордену Мужества, только получить он его так и не успел. Впрочем, к наградам Разумовский вообще относился безо всякого трепета: железки — и есть железки. Он имел на это полное право. За службу в “Вымпеле” к двум боевым наградам, полученным на границе, прибавились и еще три: орден “За военные заслуги”, медали ордена “За заслуги перед Отечеством” обеих степеней. Жизнь не изменила, не согнула его. Он остался таким же правдорубом, каким был с юности. Собственная совесть — была для него главным авторитетом. Если считал себя правым — готов был стоять до конца, доказывать, ругаться — хоть даже и с начальством. (Сколько было случаев, когда Майор — так его звали в группе — ходил и к начальнику управления, и к начальнику Центра спецназначения, стучал кулаком по столу, требовал.) ...Уже после событий в Беслане по телевизору показывали интервью со ставропольским архиепископом — по-моему, Феофаном. “Я сам видел, — рассказывал владыка, — как один офицер — его все называли Майором, — рискуя собой, спасал детей. Когда он погиб, я закрыл ему глаза”. Детали этого страшного боя известны теперь до мелочей. Группа Разумовского засела за забором, справа от школы: он должен был руководить огневой поддержкой. И когда поступила команда на старт — первым пошел вперед. Встал в полный рост, на простреливаемом со всех сторон пятачке.
Было ли ему страшно? Наверное, было. Не ведают страха только дураки. Но тем и отличается смелый от труса, что умеет владеть собой. Свистели над головой пули, тарахтел РПК. Но Разумовский даже не пытался уклоняться. Под шквальным огнем он указывал огневые точки противника. А потом снайпер попал ему в грудь, прямо над бронежилетом.
“Меня зацепило. Забирайте”, — это было все, что успел он сказать...
...Я часто думаю: что такое героизм? Мне кажется, героизм и лихость — это совсем не одно и то же.
Чтобы погибнуть — не надо иметь большого ума. Героизм должен быть осмысленным, ведь недостаточно просто закрыть собой амбразуру дзота: пулемет лишь перережет тебя и застрочит с новой силой. Но если поднимутся в этот момент из окопов цепи, значит, погиб ты не напрасно...
У подполковника Разумовского осталось двое сыновей. Младший — трехлетка — еще слишком мал, чтобы осознать произошедшее. Зато старший — Миша — понял все сразу. На кладбище он стоял, не проронив ни слезинки. Лишь когда гроб опускали в землю, Миша заплакал: беззвучно, без всхлипов — по-офицерски...
Там, на похоронах, он решил для себя окончательно и твердо, что тоже будет военным. Как отец. Как старший лейтенант Майборода, в честь которого он назван. Как тысячи тех, кто погиб, так и не услышав ответа на этот страшный, тяжелый и вечный вопрос — во имя чего?..

"Вымпел" в Беслане. 2004 г.

На тренировке:

2