22 января 1995 г. подразделения 324-го полка выстроились в походную колонну, совершили марш через Терский хребет и расположились недалеко от села Толстой-Юрт, что примерно в 20 км от г. Грозный. В отличие от 276-го мотострелкового полка, который после выгрузки техники и длительного марша сразу был брошен на штурм Грозного, нашему полку была дана неделя на проведение боевого слаживания, чтобы избежать больших потерь, какие понесли наши земляки из 276-го полка н Грозном. Это действительно дало положительные результаты, как оказалось впоследствии. Действительно, если бы нас так же бросили в бой, как и 276-й полк, то потери были бы еще больше, чем в нем. Дело в том, что для укомплектования 276-го полка офицеров командировали со всей 34-й мотострелковой дивизии, поэтому они хотя бы визуально знали друг друга и своих солдат, 324-й полк был сформирован следующим образом: почти полностью, за исключением 4 человек, оставшихся в постоянном составе полка на начало 1995 г., офицерский состав был укомплектован за счет частей гарнизонов Екатеринбурга, Верхней Пышмы, Елани, Чебаркуля - т.е. почти со всего Уральского военного округа. В качестве пополнения, из Забайкальского военного округа были высланы транспортные самолеты с рядовым и частично офицерским составом из гарнизона Гусиноозерска. Таким образом, офицеры 324-го полка первое время не знали в лицо даже друг друга, не говоря уже про своих подчиненных солдат, с которыми им вскоре предстояло идти в бой.

Боевые действия в начальный период кампании показали, что система управления войсками для выполнения боевых задач совсем не подходит для военно-политической обстановки, сложившейся в Чеченской республике. Для выполнения элементарного маневра или решения ближайшей тактической задачи требовалось согласование действий на уровне, как минимум, штаба объединенной группировки федеральных сил в республике. В то же время, боевики крайне редко вводили в бой силы крупнее роты или батальона, что делало их действия весьма непредсказуемыми для российских войск, затрудняло наблюдение, не говоря уже о возможности проведения разведки.

Излюбленным приемом чеченских боевиков стало применение мелких групп, обычно в составе пулеметчика, снайпера и гранатометчика. Гранатометчик поражал бронированную технику, снайпер - офицеров, а пулеметчик создавал огневой заслон для организованного выхода тройки из зоны ответного огня российских подразделений. Такая тактика применялась сепаратистами не только в Грозном, но и в столкновениями с федеральными силами в полевых условиях, и в частности в ходе наступления 1-го и 3-го мотострелковых батальонов 324-го полка в середине марта 1995 г. в районе населенных пунктов Чечен-Аул и Старые Атаги, о чем более подробно будет сказано позже.

После прорыва 3-го батальона через Черноречье боевики организовали более плотный огневой заслон, в результате чего не все подразделения 324-го полка смогли без потерь проскочить "зеленку". В нашей минометной батарее в результате обстрела была подбита замыкавшая колону машина, груженная различным полевым имуществом. Останки машины пришлось везти на буксире, прицепив ее тросом к БМП.

В дальнейшем пришлось 5 раз составлять акт на списание машины и находящегося в ней имущества. Это лишний раз подтверждало, что бюрократизм в российской армии процветает даже во время боевых действий, когда исход дела решает не документ, а реальные действия людей. Нам же было оказано такое "доверие", что получалось, будто мы чуть ли не продали машину с имуществом тем же боевикам. Хотя факты продажи оружия, техники и боеприпасов имели место в ходе первой чеченской кампании, но сам я и мои товарищи о таких фактах информацией не располагали. Приходилось многократно подтверждать факт утраты имущества, хотя в то же время из Грозного, когда было восстановлено железнодорожное сообщение, не без ведома высокого начальства, загружались целые платформы с машинами-иномарками, бытовой техникой, мебелью, награбленной в брошенных домах и в Грозном, и в других населенных пунктах Чечни. Как говорится, "кому война, а кому мать родна".

Полк морской пехоты, который должен был следовать за 324-м полком, натолкнувшись на плотный огонь боевиков, тоже не смог поддержать действия прорвавшегося к Гикаловскому нашего батальона. В результате, к вечеру 3 февраля мы оказались почти в полном окружении. Следует сказать, что если бы подполковник А.В.Сидоров принял решение следовать походной колонной строго по указанному маршруту, то полк понес бы огромные потери, а автор этих строк вряд ли смог бы их написать.

Опомнившись от первого потрясения, боевики начали стягивать свои силы к поселку Чечен-Аул, находящемуся в 3 км от Гикаловского, и оттуда стали тревожить нас, совершая периодические обстрелы, не давая спокойно окопаться и перевести дух. Так прошла вся ночь. В 5 часов утра 4 февраля 1995 г. бой разгорелся с новой силой. Сначала боевики, прикрываясь густой пеленой тумана, вышли по зарослям карагача и по руслу арыка в тыл позиций танкового взвода, находившегося на перекрестке трассы Ростов-на-Дону - Баку и шоссе Грозный - Дуба-Юрт, и почти в упор расстреляли из гранатометов два танка, а затем быстро скрылись по тому же пути, что и пришли. Гибель танков и их экипажей стала следствием того, что ночью танки оказались без прикрытия мотострелков, которых передислоцировали в тыл, по приказу командира полка для прикрытия штаба со стороны Урус-Мартана. Боевики стреляли точно в верхнюю часть башни, где находятся боеприпасы, поэтому взрывы были такой силы, что башню одного из танков унесло в сторону на несколько десятков метров. Куски брони от другого танка просвистели над головами бойцов минометных расчетов, один из которых вонзился в бруствер окопа, где находилось управление батареи.

Командир батареи капитан В.Ю.Арбузов взял его и, несмотря на свист пролетавших над нашими головами пуль, пошел и показал его своим бойцам, выдвинув тем самым весомый "аргумент" для того, чтобы те отрывали окопы в полный рост, а не такие, которые были отрыты к утру - максимум для того, чтобы укрываться в них сидя от пуль и осколков. Стоя под пулями на бруствере окопа, он, заглушая шум выстрелов, использовал "подходящую" для данной обстановки лексику, тем самым вселяя в бойцов осознание необходимости выполнения своего воинского долга.

Перебежав через открытое пространство и укрывшись за бетонным забором, мне удалось достаточно быстро найти машину с минами, передать в штаб наши новые радиопозывные (боевики заглушили частоты, на которых до утра поддерживалась связь со штабом) и отправиться назад, указывая дорогу водителю нагруженного минами "Урала", который очень боялся выезжать на открытую местность. Пришлось идти пешком впереди машины, чтобы показать водителю, что "не так страшен черт, как его малюют". Кроме того, чувство страха за своих товарищей перебороло собственный инстинкт самосохранения. Боеприпасы пришлись как нельзя кстати, и совместно с комбатом мы быстро организовали их разгрузку, хотя лишь одно удачное попадание пули в наконечник мины могло отправить всю батарею к Аллаху.

Получив достойный отпор от 18-19-летних мальчишек, от которых матерые боевики не ожидали такой прыти, последние прекратили дальнейшие попытки атаковать нас в лоб и отошли к Чечен-Аулу, который на долгие полтора месяца стал головной болью всего 324-го полка. Результаты боя были достаточно удручающими. Наш батальон потерял убитыми 18 человек, 50 получили различные ранения. Танковая рота потеряла 5 машин, которые были подбиты в основном в первые минуты боя. Остальные танки удалось спасти, отведя их на запасные позиции позади мотострелков, принявших на себя основную тяжесть удара. Боевики потеряли убитыми около 50 человек. Количество раненых уточнить не удалось, поскольку их всех боевики унесли с собой, а после отражения последней атаки командир полка преследование отходящего противника не организовал, поскольку опасался больших потерь и возможности попасть в засаду.

Еще два дня и три ночи продолжался огневой бой, но обе стороны так и не решились перейти к более решительным действиям. 6 февраля 1995 г. со стороны Черноречья прорыв совершили подразделения 1-го батальона 324-го полка при поддержке морских пехотинцев, в результате наше окружение было снято, а Грозный окончательно блокирован. Несколько дней спустя, слушая радиоприемник, мы узнали, что радио Би-би-си передало сообщение о том, что в Чечню введен "уральский особый карательный полк". Поскольку информацию о войне в Чечне западные СМИ получали в основном с помощью сепаратистов, это была достаточно высокая оценка боеспособности нашего полка.

В дальнейшем, как выяснилось в ходе переговоров со старейшинами близлежащих поселков, боевики окрестили нас "рыжими псами" за то, что наш полк прочно удерживал занятые позиции и не позволял никому свободно перемещаться в пределах дальности полета мины (она составляет 7201 м). Кроме того, многие офицеры в полку отпустили бороды, которые на солнце приобрели рыжий оттенок. Еще раз подтвердилась прописная истина, что на Востоке всегда уважали силу. Когда в конце февраля 1995 г. южнее нашего полка расположились подразделения 503-го мотострелкового полка из Московского военного округа, с ними боевики вообще ни в какие переговоры не вступали, а просто, давая небольшую взятку (бутылка водки, блок сигарет), проезжали через их позиции в нужном направлении. Подобное в нашем полку было немыслимо.

Более того, перемирия только провоцировали боевую активность сепаратистов и способствовали развертыванию партизанской войны против федеральных войск даже в тех районах, где местное население не оказало сильного сопротивления в первый период кампании. Одним из примеров такой провокации стал артиллерийский обстрел позиций 3-й минометной батареи и штаба 324-го мотострелкового полка, произошедший 2 марта 1995 г., в поселке Гикаловский, расположенном в 12 км южнее г. Грозный.

Обстрелу предшествовало появление машины с эмблемами и флагом СБСЕ на перекрестке трассы Ростов-на-Дону - Баку и шоссе Грозный - Дуба-Юрт. На этом перекрестке, после того как 28 февраля 1995 г. было объявлено перемирие, 1 марта 1995 г. состоялся обмен пленных российских военнослужащих на тела погибших боевиков. Поскольку огневые позиции 3-й минометной батареи и штаб 324-го мотострелкового полка находились в пределах прямой видимости от перекрестка, участники переговоров с чеченской стороны имели возможность достаточно точно определить координаты указанных подразделений.

На следующий день, 2 марта 1995 г., во время обеда (боевики досконально изучили распорядок дня в полку), когда один из двух огневых взводов 3-й минометной батареи отправился в полевую баню, расположенную позади здания правления племенного совхоза Гикаловский, а другой взвод готовился к приему пищи, раздался пронзительный свист, и вскоре перед моими глазами примерно в 150 м от позиций батареи и в 100 м от здания штаба произошел разрыв артиллерийского снаряда (позднее оказалось, что это стреляла 76-мм зенитная пушка).

Спустя всего несколько секунд раздался взрыв второго снаряда. На этот раз он произошел почти у здания штаба. Затем последовал третий взрыв. Он произошел позади позиций батареи с перелетом примерно 50 - 70 м. Первое замешательство прошло, и офицеры, оставшиеся на огневой позиции, организовали артиллерийскую дуэль. Обедавшие солдаты бросились сначала в свои укрытия, а затем по команде открыли ответный огонь из 120-мм минометов.

Проблема заключалась в том, что мы стреляли с закрытых позиций (между нами и противником находились заросли кустарников и лесопосадки), поэтому взвод нуждался в корректировке огня. Примерно минута была потеряна на то, чтобы выйти на связь со штабом 3-го мотострелкового батальона и уточнить хотя бы квадрат, по которому можно было нанести удар. После нескольких залпов трех минометов, сопровождавшихся корректировкой по радиосвязи с передовых позиции 3-го мотострелкового батальона, обстрел наших позиций прекратился. Но самое интересное, что сразу после окончания перестрелки по полевому телефону позвонили из штаба полка и грозно поинтересовались, кто открыл ответный огонь.

И это вместо того, чтобы задействовать наблюдателей, которые обычно находились на чердаке здания штаба и могли провести более точную корректировку огня минометчиков, нежели с позиций мотострелкового батальона, находившихся посреди зарослей кустарников и лесопосадок, затруднявших наблюдение за противником.

Следует отметить, что боевики не ждали выдвижения наших подразделений, а предупреждали их развертывание в боевой порядок еще на подходе к своим позициям. Их излюбленным приемом было вклинивание между ротами и открытие огня сначала по одной, а затем по другой роте. Пока роты разворачивались и пытались нанести ответный удар, группа боевиков, скрываясь в зарослях кустарников и в руслах арыков, отошла к основным позициям, а между нашими подразделениями тем временем разыгрался настоящий бой, который прекратил только командир 3-го батальона подполковник М.В.Мишин, наблюдавший разворачивание подразделений.

Наступление, развернувшееся в юго-восточных районах Чечни 24 марта 1995 г., было проведено при массированном использовании авиации и артиллерии. Танки применялись в качестве подвижных артиллерийских установок, сопровождая огнем наступавшие впереди боевые порядки мотострелков. Классическое сочетание различных родов войск при численном и техническом превосходстве обеспечило стремительный прорыв позиций дудаевцев, в результате которого федеральные части с минимальными потерями заняли почти все равнинные районы республики и вышли к предгорьям Большого Кавказа. Но вместо того чтобы преследовать отходящего противника и нанести ему окончательное поражение, войска вновь остановились, поскольку вновь было объявлено очередное перемирие, что способствовало более организованному отходу боевиков в высокогорные районы.

В течение всего апреля 1995 г. 324-й полк активных боевых действий не предпринимал. Тем не менее, в среднем за сутки, в результате действий чеченских снайперов 1-2 человека в полку получали ранения либо погибали. Для борьбы со снайперами была выделена дежурная боевая группа в составе мотострелкового взвода на БМП-1, которая периодически прочесывала местность вокруг расположения полка. Эта мера не могла предупредить действия противника, поскольку собственных специально обученных снайперов в полку не было, а группа спецназа из Кяхты, приданная полку в феврале 1995 г., в середине апреля была отозвана. Таким образом, борьба со снайперами противника превращалась в попытку убить комара обухом топора.

Положительным последствием перемирия являлось то, что солдаты получили возможность отдохнуть после изматывающих ночных боев с боевиками, которые продолжались в течение почти двух месяцев, с конца января по конец марта 1995 г. Отрицательным было то, что резко упала дисциплина, участились случаи самовольного оставления позиций, которые при излишнем любопытстве солдат приводили к их гибели на своих или чеченских растяжках либо в результате действий "мирных жителей".

В начале апреля в полк прибыло пополнение - примерно 200 человек, которое было распределено в основном между 1-м и 3-м мотострелковыми батальонами. Поражал тот факт, что вновь прибывшие бойцы практически не имели навыков обращения с автоматом, не говоря уже про гранатомет РПГ-7, пулемет ПК или ручные гранаты. При этом обучение в батальонах было организовано по-разному. В 1 -м батальоне бойцы из пополнения сразу влились в состав подразделений, а в 3-м они были сформированы в три учебных взвода, командирами которых были поставлены молодые офицеры, с целью закрепления практических навыков управления подразделением, полученных в ходе недавних боев.

Примечательно, что двое из них были "пиджаки". Ни в 1-м, ни в 3-м батальонах не обошлось без потерь среди пополнения, еще до начала их участия в боевых действиях. В 1-м батальоне в первую же ночь после прибытия двое солдат совершили самострел (из автомата прострелили себе мягкие ткани ног). В пополнении 3-го батальона спустя две недели повесился молодой солдат, баптист по своим религиозным убеждениям.

После того как я и мой спутник, прапорщик Шалагин, убывавший в отпуск по семейным обстоятельствам, зарегистрировались на рейс вертолета до Моздока, мы занялись поиском воды. Меня крайне поразило, что в аэропорту уже действовал ресторан, цены в котором оказались весьма недоступными, а персонал - все в основном "лица кавказской национальности" - даже не захотел разговаривать с нами.

Попытка обратиться за помощью к помощнику военного коменданта по аэропорту закончилась тем, что в ответ на его грубый отказ я уже не выдержал и вышел, хлопнув дверью, в результате меня задержал вызванный патруль и я был вынужден унижаться, чтобы мне вернули документы и дали возможность совершить посадку на вертолет. Из этого происшествия я сделал вывод, что те, кто находится на передовой, никогда не найдут общего языка с "тыловыми крысами". Мы нужны только тогда, когда являемся "пушечным мясом".

Как только начинаешь возвращаться в мирную жизнь, необходимо настраиваться на то, что кроме себя и близких, ты никому в этой стране не нужен со своими проблемами и понять тебя сможет только такой же, как ты. Воду мы, наконец, достали на ближайшем блокпосту, который прикрывал дорогу к взлетно-посадочной полосе. Ребята поделились с нами своими скудными запасами, и жажда, мучавшая нас с утра, была несколько утолена.

Новый сюрприз поджидал нас в Москве, куда прибыл транспортный самолет из Моздока. Оказалось, что тех денег, которые у нас с Шалагиным были, хватало только на половину билета. Воинские проездные документы при убытии нам выданы не были, а денег в полковой кассе для выплаты аванса не нашлось. Повезло в том, что мы еще в Моздоке присоединились к группе офицеров и прапорщиков 276-го полка, в котором замена проводилась уже с середины апреля, и им были выплачены авансы, за счет которых можно было добраться домой.

Я нашел земляка, проживающего на Эльмаше, и занял у него в долг, который вернул на следующий день после приезда (самое интересное, что проезд поездом в воинской части мне так и не оплатили, хотя я возвращался вроде бы и не с курорта). Так встречала Отчизна своих сыновей, выполнивших перед ней свой конституционный долг.

Воистину, наше государство продолжает жить вне времени и пространства, повторяя прошлые ошибки и исправляя их за счет долготерпения народа. Но запас прочности российского общества подошел к концу. Я имею в виду запас прочности прежде всего духовной. Слепая и беспредельная преданность народа своему государству уступает место цинизму подрастающего поколения next. Этот цинизм, конечно, преодолевается, когда человек встречается со смертью лицом к лицу. Но для того чтобы вылечить наше больное общество, нельзя его прогонять через мясорубку войны, поскольку на ней, как известно, погибают лучшие, и такое лекарство является весьма сомнительным. Вряд ли можно назвать психически и морально здоровыми и тех, кто живыми вернулись из зоны локального конфликта.