Молодой опер приехал в отпуск к родственникам в маленький городок. Вечером за столом, когда все прочие темы разговора были исчерпаны, речь зашла о привидениях. Опер заявил, что это чушь и для подтверждения выразил готовность (если девушка его попросит) сходить в полночь на кладбище. И вот в 23:45 он пошел. Ровно в полночь он стоял в воротах кладбища и тут понял, что не все так просто, как казалось из дома. Все же преодолев страх, он медленно двинулся вперед по аллее за веткой дуба - доказательством похода. Внезапно откуда-то, как бы снизу, донесся шорох и голоса. Все, на что хватило героя - забиться в уголок и замереть. Но через несколько минут опер понял, что здесь собрались отнюдь не покойники, а его подопечные - криминальный элемент. Еще через пару минут он разобрался, что на сходке обсуждается вопрос о нарушении воровского закона. Судилище длилось недолго, через несколько минут раздался выстрел. После этого опер принял меры. Замогильным голосом (притаившись за могилой) он спросил: "Кто нарушает мой покой?"
- и немного приподнялся. Раздался вскрик, потом топот, потом все затихло. На месте происшествия лейтенант обнаружил револьвер, одного застреленного вора и еще одного живого, но в глубоком обмороке. Была вызвана милиция. К утру нашли еще одного участника сходки: убегая в панике, он свалился в канаву и сломал себе ногу. В официальном рапорте, который потом подшили в дело, опер, конечно, соврал, что, услышав выстрел, он кричал как положено: "Стой, руки вверх!". Он не хотел разубеждать воров в существовании нечистой силы.

В практике следователя провинциальных органов Алексеева бывали разные кражи, но сообщение из города Энска повергло его в изумление. Там похитили только что запущенную телефонную станцию. Работы по установке АТС велись три года, и наконец ее запустили. Станция проработала три дня, после чего ночью связь неожиданно оборвалась. Наутро работники телефонной службы обратились в милицию с сообщением, что станции нет на своем месте. Дежурный послал разобраться участкового. АТС располагалась в специально построенном для нее кирпичном одноэтажном домике. Внутри домик оказался пуст, только на стенках висели оборванные кабели. Осмотр места происшествия показал, что никаких подозрительных следов вокруг здания нет. Накануне выпал снег, поэтому невозможно было не заметить, если кто-либо в эту ночь подходил к зданию. Да что там подходил, АТС весила больше десяти тонн - даже не на всякой машине увезешь! Жители окрестных домов ничего не слышали. Дежурный телефонист, естественно, ночью отсутствовал, предпочтя пойти спать домой. При этом он надежно запер дверь, а замок был цел. Короче, абсолютно темная история, попахивающая чертовщиной: станция как сквозь землю провалилась. В том, что АТС действительно находилась на месте еще накануне, сомнений не возникало: три дня телефонной связью пользовался весь город. В таком виде дело поступило к следователю Алексееву. Для начала он лично осмотрел место происшествия. Станции действительно не было в домике, какие-либо следы вокруг также отсутствовали. Следователь вынес постановление о возбуждении дела и приступил к расследованию. Два дня он пытался выяснить, кому же могла понадобиться АТС, и кто был в состоянии ее вывезти. Безуспешно. Не будем более мучить читателя догадками и рассказывать о бесплодных усилиях милиции. На третий день все выяснилось. Оказывается, на том месте, где построили здание для АТС, много лет назад был дом с подвалом. Дом во время войны разрушился, а подвал сохранился. Место заровняли и забыли. Строители не удосужились выяснить это и построили здание аккурат на месте старого. Под тяжестью оборудования пол ночью провалился, и станция ушла в землю, причем ее верх оказался как раз на уровне пола, так что участковый пару раз по нему прошелся и не заметил. А дальше внимание милиции сосредоточилось на поисках следов, и никто не додумался проверить версию, которая между тем раз двадцать высказывалась вслух всеми участниками следствия: "Как сквозь землю провалилась".

Это было в мою курсантскую пору. Один из курсантов возвращался из увольнения в серьезном подпитии. Собрав последние силы и миновав удачно КПП, уже никакой, он пошел в казарму. В здании казармы на первом этаже, после одного лестничного пролета находился Пост љ1 (Боевое Знамя Училища) с часовым, а рядом комната дежурного по училищу. Начав подъем по лестнице в вертикальном положении, на середине лестницы курсант сломался и перешел в более устойчивое положение на четырех точках опоры. Помня, что рядом дежурный по училищу и что надо максимально быстро покинуть опасную зону, он продолжил движение на четырех. Добравшись до верха и потерпев неудачу в попытках подняться, курсант повернул и продолжил в том же положении движение по коридору. На шум вышел из комнаты дежурный и наблюдает такую картину. Продвигаясь по коридору на четвереньках и ничего не замечая вокруг (в том числе и дежурного), курсант, достигнув Боевого знамени, поворачивает голову в сторону Знамени, прикладывает руку к фуражке и, отдавая честь продолжает ползти уже на трех. На следующий день на разводе начальник училища вызывает из строя героя. Все ожидали 10 суток ареста, отчисления и других репрессий, а услышали буквально следующее:
- Вот курсант напился до совершенно скотского состояния, а честь Боевому Знамени училища отдал! Встать в строй!

Подсобный БЫК. Эта история, которую мне рассказал знакомый офицер, произошла в их ракетной части в середине 80-х годов, когда в самом разгаре была борьба за выполнение Продовольственной программы. Уже в то время были трудности с мясом, и командир части решил, а может, получил команду сверху, выращивать быков в части, благо располагались в лесу и кормов было достаточно. Так в части появился бычок, который, "прослужив" около 2-х лет, стал настоящим БЫКОМ. Было принято решение отправить его на мясо, а попросту - зарезать. Эту "операцию" согласился провести очень крепкий солдат Иван, из деревенских, пообещавший "завалить" быка одним ударом топора в лоб. И здесь кто-то вспомнил, что бык не кастрированный, и поэтому после убоя мясо будет неприятно пахнуть. Но кастрировать быка было сложно и поэтому приняли "мудрое" решение. В момент, когда Иван ударит быка в лоб топором, другой солдат тут же его кастрирует. Посмотреть на это необычное зрелище пришла вся часть. Привязали быка, приготовились... Иван размахнулся, но вдруг топор слетел с топорища и он ударил быка одной деревяшкой. Другой солдат, услышав удар, быстрым движением отрезал то, что полагалось. Бык сначала ничего не понял, затем посмотрел между ног, и, когда он вдруг не обнаружил своего "достоинства", яростно замычал, рванулся и бросился на своих обидчиков. Каждый спасался как мог. К счастью обошлось без жертв, но пока открыли ружпарк, зарядили автомат и пристрелили быка, на военный городок было страшно смотреть. Но мясо, говорят, было вкусное.

Как-то раз пригласил нас к себе Илья Михайлович. Чайку попить да свою молодость вспомнить. Среди прочих рассказал он и эту историю. Служил я тогда во внутренних войсках прапорщиком-розыскником, и поручили нам найти и вернуть одного беглеца. Людей у меня в группе было немного, в ходе поисков пришлось разделиться, и так получилось, что я вышел на него один на один. Разыскиваемый устроился на пасеке, да не просто так, а с ружьем. Началась перестрелка. Но приблизиться я к нему не могу: позицию он выбрал действительно удобную. Наши вряд ли подойдут раньше чем завтра, а как только стемнеет, враг запросто ускользнуть может. И тут я сообразил, что делать. Стал стрелять не по преступнику (все равно с такой дистанции не попадешь), а по ульям. Вышло все, как было задумано. Когда я раздолбал десяток ульев, разъяренные пчелы набросились на злодея, и он кинулся к реке. Я побежал за ним, правда, окольным путем. Там, в реке я его и взял. Когда беглеца доставили обратно, пришлось сразу поместить в госпиталь, и он там лечился еще месяц. Коллеги мою находчивость оценили. Но через неделю меня с треском выгнали со службы. Оказалось, что та пасека принадлежала нашему командиру полка полковнику А., которому идея насчет ульев совсем не понравилась.

Дело было в славных железнодорожных войсках эпохи строительства Байкало-Амурской Магистрали. По традиции с наступлением жары наш ударный ж/д батальон почти поголовно начинал дристать. "Коновалы" относились к этому довольно философски, мол, лучше дизентерия, чем желтуха, а потому в виде профилактики активно применяли хлорку и сыпали её куда только можно тоннами. Однако хлорка помогала мало и санчасть в приёмное время была забита "дристунами". Тут надо дополнить, что на БАМе санчасти -- общие, туда обращались и гражданские, и офицеры, и солдаты. Причём врач по причине недостатка медперсонала частенько принимал по несколько пациентов сразу. Ну вот, сижу я в смотровой, доктор в чине капитана командует санитару, как мне ногу больную обрабатывать и бинтовать, одновременно что-то чиркает в медицинской карте и говорит по телефону. В это время в кабинет, держась за живот, вплывает чернявый хлопец и с явным кавказским акцентом заявляет, что вот уже неделю животом мается... Врач ему, как положено: "Иди, с#рани на бумажку, потом санитару покажешь," -- у нас туалет был в конце коридора, как раз напротив санитарской. Ну "обработали" меня, отпустили, сижу в коридоре, портянку наматываю. В это время со стороны туалета что-то активно говнецом потянуло. Все, кто в санчасти были, в ту сторону обернулись. И представьте себе картину: тот самый чернявый горец очень осторожно, на вытянутых руках несёт вдвое сложенную газету "Правда", на которой гордо воняет здоровенная куча свежего эксримента. Экскримент не совсем твёрдый, скорее -- кашеобразный, а потому газета местами промокла насквозь. Все поняли, что надо спасаться бегством, но словно столбняк к стульям пригвоздил... Мне лично повезло, газета окончательно размокла и прорвалась где-то в середине коридора, обдав посетителей (гражданских, в основном) волной брызг. Причём бедолага попытался как-то удержать её содержимое, и неловко взмахнул руками, чем только ухудшил положение, буквально вмазав комбатовской сестре шматок говна прямо на джинсовую куртку и белоснежную блузку. Вышедший на вопль ужаса и взрыв хохота врач мрачно обозрел расстановку сил, подошёл к комбатовской сеструхе и, обследовав её блузку, совершенно серьёзно изрёк: "Могу вас порадовать, дизентерии у парня нет!"

Заранее извиняюсь если это уже было или за неточности. Короче, еще одна история Лукашенковской эпохи. Было это несколько лет назад, когда в Минске были антилукашенковские волнения и власти реагировали соответственно. Видимо был план по количеству задержаных. И бравая милиция этот план честно выполняла. Людей хапали на митингах, после митингов, даже иногда до. При этом в отделениях уже были готовы протоколы. Туда вписывали имя задержаного и предлагали подписать. Можно было подписать и уйти домой (ну в крайнем случае переночевать в отделении). Можно было не подписывать, но отсидеть несколько дней (от 3-х до 15-ти). А формулировка в протоколах была примерно одинаковая, что-то типа этого: "Хватал работников милиции за одежду, громко оскорблял представителей власти,громко нецензурно выражался в адрес работников милиции ..." и т. п. И вот приводят очередного
-"Подпишешь?" - Молчит,
-"Подпишешь?" - Молчит, ну и отправили в камеру.
Потом еще всякие вопросы задавали, а он молчит как партизан. Не известно сколько суток он бы сидел, но каким-то образом обнаружилось, что парень ... НЕМОЙ! (См. формулировку в протоколе). Конфуз был страшный, даже на CNN сюжет был...

Рассказываю со слов офицера военной прокуратуры... Было это во времена, когда на вооружение нашей армии стали принимать ПМ (Пистолет Макарова). Одними из первых новое оружие получили офицеры связи...Возвращается офицер-связист на несколько дней раньше с коммандировки и застает свою жену с любовником. В шоке от увиденного он достал свой ПМ и расстрелял "сладкую парочку" в постели. И хоть в жену и ее любовника он вогнал всю обойму, те отделались лишь легкими ранениями. Офицера не судили, а лишь отправили подальше с глаз долой - ПМ тогда еще считался "засекреченным" оружием и суд был не к месту. Однако эта история имела продолжение - армейское руководство, возмущенное "убойными" характеристиками ПМ обратилась к разработчикам этого оружия: "Из этой хлопушки нельзя даже пристрелить женщину..", на что был получен официальный ответ: "...данный тип вооружения разрабатывался для нужд Советской армии, а не для стрельбы по женщинам...".